Талейран министр иностранных дел франции. Биография

, Людовика XVIII и нескольких других. Получил признание среди современников как изящный дипломат, советник и интеллектуал. Имел значительное влияние на французскую дипломатию за общий ход европейской истории 19 века.

1. Старый порядок

Талейран родился 2 февраля 1754 в Париже в благородном, но небогатой дворянской семье Шарля Даниэля де Талейран-Перигор (1734-1788). Предки будущего дипломата происходили от Адальберта Перигорського, вассала Гуго Капета. Дядя Талейрана, Александр Анжелик де Талейран-Перигор, в свое время был архиепископ Реймский , а затем кардиналом и архиепископом Парижским. Сам Талейран описывал, по его же воспоминаниям, счастливые годы своего детства провел в имении своей прабабушки, графини Рошешуар-Мортемар, которая была внучкой известного министра финансов Франции при короле Людовика XIV Жана-Батиста Кольбера . Однажды маленький Шарль, оставленный без присмотра, упал с комода и серьезно повредил правую ногу.

Вероятно, именно эта травма помешала парню связать свою жизнь с военной службой. Родители решили, что сыну больше подойдет сан священнослужителя. В надежде сделать Талейрана епископом, его отдали в колледж д"Аркур в Париже, а затем молодой дворянин поступил в семинарию Мен-Сюльпис, где учился с 1770 по 1773. Также Шарль учился в Сорбонне , по окончании которой получил степень лиценциата по теологии. В 1779 году Талейран стал священником. 1788 Папа утвердил молодого служителя епископом Отенским

В 1780 году Талейран становится Генеральным агентом галликанского (французской) церкви при дворе. В течение пяти лет он был неофициальным "Министром финансов" церкви - вместе с Раймоном где Бужеалоном, архиепископом Ахенского, ведал имуществом и финансами галликанского церкви.

2. Великая Французская революция

4. Переход на сторону Бурбонов

Еще во время Первой Империи Талейран начал брать взятки от враждебных Франции государств. В дальнейшем он помог реставрации Бурбонов во Франции. На Венском конгрессе защищал интересы нового французского короля, но при этом отстаивал французский буржуазию. Он выдвинул принцип легитимизма (признание исторического права династий на решение основных принципов государственного строя) для обоснования и защиты территориальных интересов Франции, которые заключались в сохранении границ 1 января года. Также Талейран пытался не допустить расширения территории Пруссии . Этот принцип, впрочем, не был поддержан, так противоречил планам той же Пруссии и Российской империи .

После 1815 года Талейран отошел от дипломатической деятельности на 15 лет. После революции 1830 года он вошел в правительство Луи-Филиппа , а позднее был назначен послом в Англии (1830-1834). На этом посту способствовал сближению Франции и Англии и удаления от Бельгии и Голландии . При определении государственной границы Бельгии Талейран за взятку включил Антверпен в состав этого государства. Но скандал, вскоре взорвался, заставил дипломата взять отставку.

Талейран умер 17 мая 1838 году в возрасте 84 года. Он похоронен в своем роскошном поместье Валансэ в долине Луары. На могиле написано:

Замок Валансэ, принадлежавший Талейрану

5. Отношение к Талейрана

Окружение высоко оценивало дипломатический талант Талейрана, но его беспринципность и склонность к коррупции стала легендой. Наполеон Бонапарт так оценивал своего министра:

Также была известна склонность Талейрана во всем получать выгоду. Когда он умер, в высших сословиях французского общества шутили:

Наполеон в своем дневнике записал:

6. Библиография

• Тарле, Евгений Викторович | Тарле Е. В. Талейран . М.:, 1939 (Исправленное издание: 1948. Переиздание: 1957, 1962; М.: Высшая школа, 1992. ISBN 5-06-002500-4)
• Борисов Ю. В. Шарль Морис Талейран. М., 1986
• Лодей Д. Талейран: главный министр Наполеона / пер. с англ. И. В. Лобанова. М., АСТ, 2009 ISBN 5-403-00973-7
• Орлик О. В. Россия в Международных отношениях. 1815-1829. М., 1998
• Georges Lacour-Gayet. Talleyrand (pr?face de Fran?ois Mauriac), 4 volumes, Payot, 1930.
• Orieux, Jean (1970). Talleyrand ou Le Sphinx Incompris, Flammarion. ISBN 2-08-067674-1 .
• Andr? Castellot, Perrin. Talleyrand, 1997;
• Duff Cooper. Talleyrand. Un seul ma?tre: la France. Alvik Editions, 2002;
• Emmanuel de Waresquiel. Talleyrand. Le Prince immobile. Fayard, 2003.

Шарль Морис де Талейра н -Перигор

В политике нет убеждений, есть обстоятельства.

Политик и дипломат, епископ Отенский (лишен сана), министр иностранных дел трех правительств.

Талейран родился в знатной, но небогатой аристократической семье. Предки будущего дипломата происходили от Адальберта Перигорского, вассала Гуго Капета. Отцу новорожденного Шарлю Даниэлю Талейрану минуло только 20 лет. Его жена Александрина Мария Виктория Элеонора была на шесть лет старше своего мужа. Супруги были всецело поглощены своей службой при дворе, они постоянно находились в разъездах между Парижем и Версалем, и ребенка отослали к кормилице, где, судя по всему, он и получил травму ноги, из-за чего до конца жизни хромал настолько сильно, что не мог передвигаться без трости.

Счастливейшие годы детства, по воспоминаниям, Талейран провел в усадьбе своей прабабки, графини Рошешуар-Монтемар, внучки Кольбера. «Это была первая женщина из моей семьи, которая выказала любовь ко мне, и она была также первой, которая дала мне испытать, какое счастье полюбить. Да будет ей воздана моя благодарность.… Да, я ее очень любил. Ее память и теперь мне дорога, - писал Талейран, когда ему было уже шестьдесят пять лет. - Сколько раз в моей жизни я жалел о ней. Сколько раз я с горечью чувствовал, какую ценность для человека имеет искренняя любовь к нему в его собственной семье».

В сентябре 1760 г. Шарль Морис поступил в коллеж д’Аркур в Париже. Ко времени окончания занятий, к 1768 г., четырнадцатилетний юноша получил все традиционные для дворянина знания. Многие черты характера уже сложились: внешняя сдержанность, умение скрывать свои мысли.

Затем он учился в семинарии Сен-Сюльпис (1770—1773) и в Сорбонне. Получил степень лиценциата по теологии. В 1779 г. Талейран был рукоположен в священники.

В 1780 г. Талейран становится Генеральным агентом Галликанской (французской) церкви при дворе. На протяжении пяти лет он совместно с Раймоном де Буажелоном, архиепископом Ахенским, ведал имуществом и финансами Галликанской церкви. В 1788 г. Талейран стал епископом Отенским.

Приближались революционные события 1789 г. Талейран во что бы то ни стало хотел стать депутатом от местного духовенства в Генеральные штаты. Он предложил программу реформ, ведущих к буржуазной монархии:

1) юридически определить права каждого гражданина;

2) признание любого общественного акта законным в королевстве только с согласия нации;

3) народу принадлежит и контроль над финансами;

4) основы общественного порядка - собственность и свобода: никто не может быть лишен свободы, кроме как по закону;

5) наказания должны быть одинаковыми для всех граждан;

6) провести инвентаризацию имуществ в королевстве и создать единый национальный банк.

2 апреля 1789 г. его избрали депутатом Генеральных штатов от духовенства Отена. 12 апреля, в день Пасхи, он отбыл в Париж.

Французский ученый Альбер Собуль заметил: «Талейран всегда оставался Талейраном. Для него личные интересы, его хромоногое “я” стояли в центре вселенной, но он был талантлив. В 1789-1791 он был словно пьян от свежего воздуха революции. Он объективно, независимо от своих внутренних побуждений и расчетов, работал на восходящий класс - крупную буржуазию, к которой его привлекали звон золота и ощущение близости власти».

5 мая 1789 г. в Версале начали свою работу Генеральные штаты. Там молодой епископ энергично и за хорошие деньги продавал свой голос то одной, то другой фракции. Мирабо в сердцах говорил о нем: «За деньги Талейран продал бы честь, друзей и даже свою душу. И не прогадал бы, получив золото за навозную кучу».

Талейран был одним из немногих, кто открыто выступал за неприкосновенность личности короля. Он искренне верил в нерушимость законов Франции относительно власти короля и пытался оказать помощь Людовику XVI . Талейран потребовал аудиенции. В беседе с королем он предложил на рассмотрение Людовику XVI проект спасения короны, где главная роль отводилась военному столкновению армии короля и сил восставших. Талейран в своих мемуарах описывает два способа спасения монархии, но потом заявляет, что «сам король уже смирился со своей участью и нисколько не хотел сопротивляться надвигавшимся событиям». Узнав о взятии Бастилии, Талейран пришел в ужас. Он ненавидел толпу и боялся ее, понимая, что она разрушит всю любимую им «сладость жизни».

11 октября 1789 г. епископ Талейран потребовал конфискации имущества духовенства от имени комитета, учрежденного 28 августа, с целью рассмотрения проекта о займах. Парламентская карьера Талейрана развернулась блестяще, ему поручались доклады по важнейшим вопросам. 16 февраля 1790 г. Талейран был избран председателем Учредительного собрания как «горячо преданный делу революции». Популярность Талейрана особенно возросла после того, как 7 июня 1790 г. с трибуны Учредительного собрания он предложил отныне отмечать день взятия Бастилии как национальный праздник Федерации.

Заставив говорить о себе, князь все-таки предпочел не занимать пока первых ролей в этом не слишком стабильном обществе. Он не мог, да и не стремился стать народным вождем, предпочитая более доходную и менее опасную работу в различных комитетах. Талейран предчувствовал, что эта революция добром не кончится.

«Чтобы сделать карьеру, следует одеваться во все серое, держаться в тени и не проявлять инициативы»

В 1792 г. Талейран дважды ездит в Великобританию для неофициальных переговоров о предотвращении войны. В мае 1792 г. английское правительство подтвердило свой нейтралитет. И все же усилия Талейрана не увенчались успехом - в феврале 1793-го Англия и Франция оказались втянутыми в войну.

«…После 10 августа 1792 года я просил временную исполнительную власть дать мне на некоторый срок поручение в Лондон. Для этого я выбрал научный вопрос, которым я имел некоторое право заняться, т. к. он был связан с предложением, сделанным мною раньше Учредительному собранию. Дело касалось введения по всему королевству единообразной системы мер и весов. По проверке правильности этой системы учеными всей Европы она могла бы быть принята повсеместно. Следовательно, было полезно обсудить этот вопрос сообща с Англией».

Его же истинной целью, по словам самого Талейрана, было уехать из Франции, где ему казалось бесполезным и даже опасным оставаться, но откуда он хотел уехать только с законным паспортом, чтобы не закрыть себе навсегда пути к возвращению. Он явился к Дантону просить заграничный паспорт. Дантон согласился. Паспорт был окончательно оформлен 7 сентября, а через несколько дней Талейран ступил на английский берег. 5 декабря 1792 г. декретом Конвента было возбуждено обвинение против Талейрана и на него, как на аристократа, был выдан ордер на арест. Талейран остается за границей, хотя и не объявляет себя эмигрантом.

В 1794 г. в соответствии с декретом Питта (Акт об иностранцах) французскому епископу приходится покинуть Англию. Он отправляется в США. Там он зарабатывает себе на жизнь операциями с финансами и недвижимостью, хлопоча о возможности возвращения во Францию. В сентябре 1796-го Талейран прибыл в Париж.

«Предательство - это вопрос даты. Вовремя предать - это значит предвидеть»

В 1797 г. благодаря связям своей подруги, мадам де Сталь, он становится министром иностранных дел, заменив на этом посту Шарля Делакруа. В политике Талейран делает ставку на Бонапарта, и они становятся близкими союзниками. После возвращения генерала из Египта Талейран познакомил его с аббатом Сиейесом, убедил графа де Барраса отказаться от членства в Директории. После государственного переворота 9 ноября (18 брюмера) Талейран получил пост министра иностранных дел.

В эпоху Империи Талейран участвует в похищении и расстреле герцога Энгиенского.

В 1805 г. Талейран участвует в подписании Пресбургского договора, но уже тогда он убедился, что ничем не сдерживаемые амбиции Наполеона, его династическая внешняя политика, а также все возраставшая мания величия вовлекают Францию в непрерывные войны. Князь, осыпанный милостями Наполеона, повел против него сложную игру. Шифрованные письма информировали Австрию и Россию о военном и дипломатическом положении Франции. Проницательный император и не догадывался, что его “самый способный из всех министров” роет ему могилу. В 1807 г., при подписании Тильзитского договора, он выступает за сравнительно мягкую позицию в отношении России. В августе того же 1807 г., открыто выступив против возобновленных в 1805-1806 гг. войн с Австрией, Пруссией и Россией, Талейран оставил пост министра иностранных дел.

«В Англии есть всего два соуса и триста конфессий. Во Франции, напротив, - всего две конфессии и триста соусов»

На Венском конгрессе 1814—1815 гг. представлял интересы нового французского короля, но при этом исподволь отстаивал интересы зарождающейся французской буржуазии. Выдвинул принцип легитимизма (признание исторического права династий на решение основных принципов государственного устройства) для обоснования и защиты территориальных интересов Франции, состоявших в сохранении границ, существовавших на 1 января 1792 г., и недопущения территориального расширения Пруссии. Этот принцип, однако, не был поддержан, ибо противоречил планам России и Пруссии.

3 января 1815 г. было подписано тайное соглашение - между Францией, Австрией (министр иностранных дел Клеменс Меттерних) и Англией (министр иностранных дел Роберт Стюарт) образовался тайный союз против России и Пруссии. Соглашение должно было содержаться в строжайшей тайне от Александра и от кого бы то ни было вообще. Этот договор усилил сопротивление саксонскому проекту, так что Александру оставалось решиться на разрыв или отступить. Получив все, что он хотел в Польше, он не хотел ссориться, а тем более воевать с тремя великими державами.

За несколько дней до сражения у Ватерлоо, 9 июня 1815 г., состоялось последнее заседание Венского конгресса, а также подписание Заключительного акта, состоявшего из 121 статьи и 17 отдельных приложений. Он был обличен в форму общего трактата, заключенного восемью державами, подписавшими Парижский договор; все остальные были приглашены присоединиться к нему.

Возвращение Наполеона с острова Эльбы, бегство Бурбонов и восстановление империи застали Талейрана врасплох. Восстановив империю в марте 1815 г., Наполеон дал знать Талейрану, что возьмет его снова на службу. Но Талейран остался в Вене. Он не верил в прочность нового наполеоновского царствования. Венский конгресс закрылся. 18 июня 1815 г. битва под Ватерлоо покончила с вторичным царствованием Наполеона. Людовик XVIII был восстановлен на престоле, а Талейран через три месяца получил отставку.

Но до этого ему пришлось уладить еще одно дело. Он был нужен для новой дипломатической борьбы. Так назывался «второй» Парижский мир, выработанный 19 сентября 1815 г., который подтверждал прежний договор 30 марта 1814 г., кроме нескольких незначительных исправлений границ в пользу союзников. На Францию налагалась контрибуция.

«Кофе должен быть горяч, как пекло, черен, как дьявол, чист, как ангел и сладок, как любовь»

12 января 1817 г., окончательно удостоверившись, что удален от участия в делах правительства надолго, Талейран решил затеять выгодную продажу одного ценного товара и написал Меттерниху письмо. Он писал, что тайком «унес» из государственных архивов громадную массу документов из корреспонденции Наполеона. И хотя Англия и Россия, да и Пруссия, очень много дали бы, даже пятьсот тысяч франков, но он, Талейран, во имя старой дружбы к канцлеру Меттерниху, желает продать эти украденные им документы только Австрии и никому другому. Не угодно ли купить? Талейран дал понять, что среди продаваемых документов есть кое-что компрометирующее австрийского императора и, купив документы, австрийское правительство «могло бы или похоронить их в глубине своих архивов, или даже уничтожить». Сделка состоялась. Талейран крайне бесстыдно обманул Меттерниха: только 73 из проданных 832 документов были оригиналы, подписанные Наполеоном. Хотя среди малоинтересной служебной трухи Меттерних получил все-таки нужные ему неприятные для Австрии документы.

Занятием Талейрана в это время было написание мемуаров и бесконечные интриги с Лондоном.

В 1829 г. Талейран начал сближаться и с герцогом Луи Филиппом Орлеанским, кандидатом на престол. 27 июля 1830 г. вспыхнула революция. Талейран послал записку сестре Луи Филиппа, герцога Орлеанского, с советом не терять ни минуты и немедленно встать во главе революции, свергавшей в этот момент старшую линию династии Бурбонов.

Положение Луи Филиппа на первых порах было нелегким, в особенности же перед лицом иностранных держав. Отношения с Россией были окончательно испорчены, оставалась Англия, куда в 1830 г. Луи Филипп отправил послом старого Талейрана. Вскоре, в том же 1830-м, положение Талейрана в Лондоне стало самым блестящим.

В течение нескольких месяцев Талейрану удается восстановить тесный контакт между Францией и Англией: фактически, управляет французской внешней политикой именно он, а не парижские министры, которых князь Талейран не всегда удостаивал даже деловой переписки, а, к величайшему их раздражению, сносился прямо с королем Луи Филиппом.

Остряки шутили: «Талейран умер? Интересно, зачем это ему понадобилось?»

В последние годы Талейран закончил свои мемуары, которые завещал издать лишь после его смерти. Мемуары эти хранились у его любовницы, Доротеи Саган, герцогини Дино.

В течение жизни ему, по собственному признанию, пришлось принести 14 противоречивших одна другой присяг. Талейран отличался феноменальным корыстолюбием, брал взятки у всех правительств и государей, нуждавшихся в его помощи (так, по приблизительным подсчетам, только в 1797—1799 гг. он получил 13 650 тысяч франков золотом; за смягчение некоторых малозначительных статей Люневильского договора 1801 г. получил от Австрии 15 миллионов франков). В мемуарах он зачастую крайне неохотно говорит о том или ином эпизоде своей жизни, но именно это заставляет больше верить тому, о чем он говорит открыто. И все же он писал в своих мемуарах: «Я хочу, чтобы и через много лет после моей смерти люди спорили о том, кем я был».

Это его желание исполнилось.

СОВРЕМЕННИКИ И ИСТОРИКИ О ШАРЛЕ МОРИСЕ ДЕ ТАЛЕЙРАН-ПЕРИГОРЕ

Наполеон Бонапарт (1769–1821) на острове Святой Елены:

«Это негодяй, человек коррумпированный, но умный, человек, который всегда ищет способ предать. <…> Нельзя было заключить ни одного договора, ни одного торгового соглашения без того, чтобы предварительно не заплатить ему. <…> Он требовал огромные суммы за содействие заключению. Бурбоны хорошо сделали, что отделались от него, так как он предал бы их при первом случае, что он и сделал, когда я вернулся с Эльбы».

«Лицо Талейрана столь непроницаемо, что по нему совершенно невозможно что-либо прочитать: Ланн и Мюрат имели обыкновение шутить, что если он разговаривает с вами, а в это время кто-нибудь сзади даст ему пинка, то по его лицу вы не догадаетесь об этом».

Клер де Ремюза (1780–1821) - придворная дама при дворе Жозефины:

«Я не знала Талейрана, а то, что слышала о нем, создавало большое предубеждение. Но я была поражена изяществом его манер, которые представляли резкий контраст с чопорностью военных, окружавших меня до тех пор. Он всегда сохранял среди них тон большого вельможи; щеголял пренебрежительным молчанием и покровительственной вежливостью, которой никто не мог избежать. Он один присваивал себе право подсмеиваться над людьми, которых пугала тонкость его насмешек.

Талейран, менее искренний, чем кто бы то ни было, сумел придать характер естественности привычкам, приобретенным по определенному плану. Он сохранил их так, как если бы они имели силу истинной натуры. Его манера относиться к самым важным вещам довольно легко почти всегда бывала ему полезна…

Я смутно не доверяла ему, но мне нравилось слушать его и видеть, как он поступает с присущей ему непринужденностью, которая придавала безграничную грацию всем его манерам, тогда как у другого она шокировала бы как аффектация».

Антуан Анри де Жомини (1779–1869) - генерал, военный писатель:

«У Талейрана гордыня была равна амбициям».

Франсуа Рене де Шатобриан (1768–1848) - французский писатель и дипломат:

«Тщеславие господина де Талейрана обмануло его: свою роль он принял за свой гений. Он счел себя пророком, ошибаясь во всем: предсказания его не имели никакого веса. Он не умел видеть того, что впереди, ему открывалось лишь то, что позади. Сам лишенный ясного ума и чистой совести, он ничто не ценил так высоко, как незаурядный ум и безукоризненную честность. Задним числом он всегда извлекал большую выгоду из ударов судьбы, но предвидеть эти удары он не умел, да и выгоду извлекал лишь для одного себя. Ему было неведомо то великое честолюбие, что печется о славе общества как о сокровище, наиполезнейшем для славы индивида. Таким образом, господин Талейран не принадлежал к разряду существ, способных стать фантастическими созданиями, чей облик становится еще фантастичнее по мере того, как им приписывают мнения ошибочные либо искаженные. И все же не подлежит сомнению, что множество чувств, вызываемых различными причинами, сообща способствуют сотворению вымышленного образа Талейрана.

Во-первых, короли, министры, иностранные посланники и послы, некогда попавшиеся на удочку к этому человеку и не способные разгадать его истинную сущность, стараются доказать, что они подчинялись существу, одаренному подлинным могуществом: они сняли бы шляпу перед поваренком Наполеона.

Во-вторых, родственники господина де Талейрана, принадлежащие к старинной французской аристократии, гордятся своею связью с человеком, соблаговолившим убедить их в своем величии.

Наконец, революционеры и их безнравственные наследники, сколько бы они ни поносили аристократические имена, питают к аристократии тайную слабость: эти удивительные неофиты охотно берут ее в крестные и надеются перенять от нее благородные манеры. Князь с его двойным отступничеством тешит самолюбие молодых демократов и по другой причине: значит, заключают они, их дело правое, а дворян и священников следует презирать.

Однако, как бы все эти люди ни заблуждались насчет господина де Талейрана, иллюзии эти долго не проживут: ложь не идет господину де Талейрану впрок: для того чтобы вырасти в грандиозную фигуру, ему недостает внутреннего величия. Многие современники успели слишком хорошо рассмотреть его; о нем скоро забудут, ибо он не оставил неразрывно связанной с его личностью национальной идеи, не ознаменовал свою жизнь ни выдающимся деянием, ни несравненным талантом, ни полезным открытием, ни эпохальным замыслом. Добродетельное существование - не его стихия; даже опасности обошли его стороной; во время Террора он был за пределами отечества и вернулся на родину лишь тогда, когда форум превратился в приемную дворца.

Деятельность Талейрана на поприще дипломатическом доказывает его относительную посредственность: вы не сможете назвать ни одного сколько-нибудь значительного его достижения. При Бонапарте он только и делал, что исполнял императорские приказы; на его счету нет ни одних важных переговоров, которые бы он провел на свой страх и риск; когда же ему представлялась возможность поступать по собственному усмотрению, он упускал все удобные случаи и губил все, к чему прикасался. Не подлежит сомнению, что он повинен в смерти герцога Энгиенского; это кровавое пятно отмыть невозможно…

Жизнь князя была нескончаемой цепью обманов. Зная, чего ему недостает, он избегал всех, кто мог его разгадать: постоянной его заботой было не дать себя раскусить; он вовремя уходил в тень; он полюбил вист за возможность провести три часа в молчании. Окружающие восхищались, что и даровитый человек снисходит до вульгарных забав: кто знает, не делил этот даровитый человек империи в тот миг, когда на руках у него были четыре валета? Тасуя карты, он придумывал эффектное словцо, вдохновленное утренней газетой или вечерней беседой. Если он отводил вас в сторону, дабы занять разговором, то немедля принимался обольщать вас, осыпая похвалами, именуя надеждой нации, предсказывая блестящую карьеру, выписывая вам переводной вексель на звание великого человека, выданный на его имя и оплачиваемый по предъявлении; если же, однако, он находил, что ваша вера в него достаточно тверда, если он замечал, что ваше восхищение несколькими его короткими фразами, претендующими на глубину, но не имеющими ровно никакого смысла, не слишком велико, то удалялся, боясь разоблачения. Он был хорошим рассказчиком, когда на язык ему попадался подчиненный или глупец, над которым он мог издеваться без опаски, либо жертва, зависящая от него и служащая мишенью для его насмешек. Серьезная беседа ему не давалась; на третьей фразе идеи его испускали дух».

Франсуа Рене де Шатобриан (1768–1848) - французский писатель и дипломат:

«Старинные гравюры изображают аббата де Перигора красавцем; к старости лицо господина де Талейрана уподобилось черепу: глаза потухли, так что в них ничего нельзя было прочитать, чем он и пользовался; он столько раз навлекал на себя презрение, что пропитался им насквозь: особенно красноречивы были опущенные уголки рта.

Внушительная наружность (свидетельство благородного происхождения), строгое соблюдение приличий, холодно-пренебрежительный вид князя Беневентского вводили всех в заблуждение. Манеры его завораживали простолюдинов и членов нового общества, не заставших общества былых времен. Встарь аристократы, повадкой своей походившие на господина де Талейрана, встречались сплошь и рядом, и никто не обращал на них внимания: но оставшись в почти полном одиночестве среди общества демократического, он стал казаться явлением необыкновенным: репутация забрала над министром такую власть, что из уважения к собственному самолюбию ему приходилось приписывать своему уму те достоинства, какими он на самом деле был обязан воспитанию.

Когда человек, занимающий важный пост, оказывается замешан в невиданный переворот, он обретает случайное величие, которое простой люд принимает за его личную заслугу; затерянный при Бонапарте в лучах его славы, во время Реставрации господин де Талейран сверкал блеском чужих удач. Нечаянное возвышение позволило князю Беневентскому возомнить себя ниспровергателем Наполеона и приписать себе честь возвращения на престол Людовика XVIII. <…>

Господину де Талейрану можно было доверить иные заурядные поручения, при исполнении которых у него хватало ловкости соблюдать в первую очередь собственный интерес; ни на что большее он способен не был.

Излюбленные привычки и максимы господина де Талейрана служили предметом подражания для кляузников и негодяев из его окружения. Венцом его дипломатии был костюм, заимствованный у одного венского министра. Он хвалился, что никогда не торопится; он говорил, что время - наш враг и его следует убивать: отсюда следовало, что делам надобно посвящать несколько мгновений, не более.

Но поскольку, в конечном счете, господин де Талейран не сумел обратить свою праздность в шедевр, то, вероятно, он напрасно твердил о необходимости избавиться от времени: над временем торжествуют только те, кто создают творения бессмертные; трудами без будущего, легкомысленными забавами его не убивают: его транжирят».

Стефан Цвейг (1881–1942) - австрийский писатель:

«Воспитанный на изысканной древней культуре, гибкий ум, пропитанный духом восемнадцатого века, он любит дипломатическую игру как одну из многих увлекательных игр бытия, но ненавидит работу. Ему лень собственноручно писать письма: как истый сластолюбец и утонченный сибарит, он поручает всю черновую работу другому, чтобы потом небрежно собрать все плоды своей узкой, в перстнях, рукой. Ему достаточно его интуиции, которая молниеносно проникает в сущность самой запутанной ситуации. Прирожденный и вышколенный психолог, он, по словам Наполеона, легко проникает в мысли другого и проясняет каждому человеку то, к чему тот внутренне стремится. Смелые отклонения, быстрое понимание, ловкие повороты в моменты опасности - вот его призвание; презрительно отворачивается он от деталей, от кропотливой, пахнущей потом работы. Из этого пристрастия к минимуму, к самой концентрированной форме игры ума вытекает его способность к сочинению ослепительных каламбуров и афоризмов. Он никогда не пишет длинных донесений, одним-единственным, остро отточенным словом характеризует он ситуацию или человека».

«Теперь я понимаю, чем привлекла меня личность Талейрана. Дипломаты знали его как трудного и проницательного переговорщика, а в компании с ним редко кто мог удержаться от улыбки. Он был блистательным и остроумным собеседником. У него имелось множество пороков, и пороков самых отталкивающих, но он настолько с ними свыкся, что не обращал на них внимания, считая их неотъемлемой частью своего величия. Ему, находившемуся на вершине власти, постоянно приходилось сталкиваться с противоречиями, дилеммами и альтернативами, и он почти никогда не вставал на чью-либо сторону, как это сделал бы человек его ранга. Если не считать нескольких по-настоящему одиозных монстров истории, то вряд ли найдется другая мировая величина, которая умудрилась бы заработать столь же запятнанную репутацию, как Талейран. <…>

Перед ним было слишком много соблазнов, с которыми трудно совладать и простому смертному. Он жил в самую бурную и чреватую опасностями эпоху в истории Европы, формируя и направляя ее будущее и перенося все тяготы и искушения своего времени».

Вилльям Миллиган Слоон (1850–1928) - американский историк:

«Он был выдающимся, типичным аристократом старой французской школы - изящным, ловким и остроумным собеседником, образцовым придворным, умевшим превосходно соразмерять слова, жесты и движения, но совершенно не способным задаваться сколько-нибудь широкими, грандиозными воззрениями. В мелочах он отличался необыкновенной ловкостью, но в то же время не обладал достаточной силой характера, чтобы переупрямить своего монарха. <…> Можно простить многое искателю приключений, переживающему революционные бури, но в Талейране мы видим человека, который умел всегда приспосабливать свои паруса к каждому ветру, счастливо уходил от всех бурь и наживал себе барыши во всех портах. Он служил в качестве высокопоставленного доверенного лица - республике, консульству, империи и восстановленному королевству. Обладая большим запасом практической мудрости, он на всякий случай давно уже подготовился к тому, чтобы удалиться от дел, и скопил себе громадное состояние».

Адольф Тьер (1797–1877) - французский политический деятель и историк:

«Этот искусный представитель Наполеона в Европе был ленив, чувствителен, никогда не спешил действовать или двигаться, а физическая немощь лишь усиливала его изнеженность».

Александр Салле - французский историк XIX века: «Господин де Талейран был великим человеком, но особенным: он не был ни лидером партии, ни генералом армии, ни оратором, ни писателем, он не имел ничего из того, что, как кажется, дает власть в наши дни. Самое замечательное в его величии состояло в том, что оно выглядело следующим за развитием событий, но на самом деле оно ими управляло. Так как Талейран предвидел и готовил происходившие события, он был готов к ним раньше, чем кто-либо другой, и это составляло основу его политического превосходства. Ничто никогда не было неожиданным для него: не то чтобы события всегда происходили именно так, как он хотел, не то чтобы он никогда не испытывал разочарования, но он не отчаивался и не падал духом, потому что его высокий разум подсказывал ему ходы там, где другие видели лишь проблемы. <…> Важно было видеть, что является результатом ума, и брать, что является результатом характера. У большинства мужчин этого второго не хватает значительно больше, чем первого».

Жорж Тушар-Лафосс (1780–1847) - французский журналист и издатель:

«Он никогда не ждал, пока ураган согнет его: во всех обстоятельствах видели, как он сгибался еще до того, как подует сильный ветер; он был обращенным или, лучше сказать, уже казался таковым до того, как кто-то подумал о том, чтобы попросить его об обращении».

Жак Марке де Монбретон, барон де Норвен (1769–1854) - французский политик и писатель:

«Если Наполеон имел жребий гения побед, то Талейрану выпал жребий гения политики. История не представляет нам другого примера столь великого влияния одного человека на различные революции. <…> Мощь и сила всегда переходили через руки Талейрана: он отдавал их другим, не искал первенства мест, но требовал первенства дел, и соблюдал себе только одну из внешних выгод - золото, орудие при уме его непобедимое».

Сэр Генри Литтон Булвер (1801–1872) - британский дипломат и писатель:

«Несмотря на размер и величие театра, в котором появился господин де Талейран, несмотря на важность ролей, которые он в нем играл в течение полувека, я осмеливаюсь сомневаться, что его характер был когда-либо хорошо описан и даже сейчас по достоинству оценен, и это неудивительно».

Е. В. Тарле (1874–1955) - советский историк, академик:

«Князя Талейрана называли не просто лжецом, но “отцом лжи”. И, действительно, никто и никогда не обнаруживал такого искусства в сознательном извращении истины, такого уменья при этом сохранять величаво небрежный, незаинтересованный вид, безмятежное спокойствие, свойственное лишь самой непорочной, голубиной чистоте души, никто не достигал такого совершенства в употреблении фигуры умолчания, как этот, в самом деле необыкновенный человек. Даже те наблюдатели и критики его действий, которые считали его ходячей коллекцией всех пороков, почти никогда не называли его лицемером. И, действительно, этот эпитет к нему как-то не подходит, он слишком слаб и невыразителен. <…> Вся его жизнь была нескончаемым рядом измен и предательств, и эти деяния были связаны с такими грандиозными историческими событиями, происходили на такой открытой мировой арене, объяснялись всегда (без исключений) до такой степени явно своекорыстными мотивами и сопровождались так непосредственно материальными выгодами для него лично, - что при своем колоссальном уме Талейран никогда и не рассчитывал, что простым, обыденным и общепринятым, так сказать, лицемерием он может кого-нибудь в самом деле надолго обмануть уже после совершения того или иного своего акта».

Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона:

«Он обладал искусством понимать людей, с которыми имел дело, угадывать их слабости и играть на них… Он был замечательно остроумным собеседником в салоне. Его остроты облетали Париж, Францию и даже Европу и становились пословицами; так, он пустил в ход знаменитое изречение (не им первым, впрочем, сказанное), что язык дан человеку, чтобы скрывать мысли. Убеждений Талейран не имел; он руководствовался исключительно жаждой богатства, власти и денег».

Д. С. Мережковский (1865–1941) - русский писатель и философ:

«Талейран, в своем роде, существо необыкновенное: человек большого ума, но совершенно пустого, мертвого, потому что всякий живой ум уходит корнями своими в сердце, а у него, вместо сердца, щепотка могильного праха или той пыли, на которую рассыпается гнилой гриб-дождевик. И он это знает, чувствует свою бездонную, внутреннюю пустоту, небытие и злобно-жадно завидует всем живым, сущим, - Наполеону особенно, потому что он сущий, живой по преимуществу.

Чем же они связаны? Тем, что Наполеону кажется в Талейране деловым реализмом, гениальною небрезгливостью к самой смрадной из человеческих кухонь, - политике. Да, этим, но и чем-то еще, более глубоким, трансцендентным. Кажется, они связаны, как Фауст и Мефистофель, человек и его потусторонняя “тень”: самое несущее прилипло к самому сущему».

Джон Вилсон Крокер (1780–1857) - британский государственный деятель:

«Он немного тучен для француза, у него слабые лодыжки и деформированные ноги, заставляющие его передвигаться какой-то странной рысью. Лицо его ничего не выражает, разве что отражает нечто вроде алкогольного ступора. Действительно, он выглядит как постаревший, подвыпивший и хромой школьный учитель. Голос у него глубокий и хриплый».

Марсель Брион (1895–1984) - французский историк и писатель:

«В действительности за этим отсутствием выразительности крылись размышления и планы государственного деятеля, верившего в необходимость реставрации, но понимавшего, что возможно и возвращение Орла - ближайшее будущее это скоро подтвердит, - и намеревавшегося не только остаться в этой игре при своем интересе, но также обеспечить интересы Франции, какой бы оборот ни приняли впоследствии события. <…>

Это не подвыпивший учитель начальной школы, каким его изображает английское недоброжелательство, но государственный деятель, прозорливый и осторожный, все более подозрительный по мере приобретения опыта в условиях неустойчивости человеческих ценностей и огромной ответственности, выпавшей на долю этого выразителя интересов Франции».

Дэвид Лодей - современный английский писатель и журналист:

«Талейран осуществил свою заветную мечту - добился мира и для Франции, и для Европы - по крайней мере, на какое-то время. В этом смысле он был настоящим патриотом, в чем сам князь никогда не сомневался: кровь Перигоров не позволила бы ему поступать иначе. Совсем другое дело - национальное признание. Не он, а человек, которого он поверг, остался навеки в памяти французов. Личная слава, популярность всегда были и остаются самой дорогой и желанной наградой человеку, а не мир и цивилизация, к чему стремился Талейран».

Карл Людвиг Берне (1786–1837) - немецкий публицист и писатель:

«Талейрана упрекали, что он последовательно предавал все партии, все правительства… Но он вовсе не предавал: он только покидал их, когда они умирали. Он сидел у одра болезни каждого времени, каждого правительства, всегда щупал их пульс и прежде всех замечал, когда сердце прекращало свое биение. Тогда он спешил от покойника к наследнику, другие же продолжали еще короткое время служить трупу.

Разве это измена? Потому ли Талейран хуже других, что он умнее, тверже и подчиняется неизбежному? Верность других длилась не больше, только заблуждение их было продолжительнее. К голосу Талейрана я всегда прислушивался, как к решению судьбы… Мне хотелось, чтобы этот человек жил у меня в комнате: я бы приставил его, как барометр, к стене и, не читая газет, не отворяя окна, каждый день знал бы, какова погода на свете».